Творческая гостиная  

Храмов А.В. натюрморт, масло

Храмов А.В. пейзаж, акварель

Храмов А.В. пастель

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

Выставка художественно-прикладных работ, сделанных руками артистов театра и кино в Центральном доме актёра

СТИХИ

*****
ЛЮДМИЛА МАЛЬЦЕВА

ЦАПЛЯ И ЖУРАВЛЬ
БАСНЯ (про любовь со вступлением)

На днях я сочинила басню,
В ней – незатейливый сюжет,
Но начинающим повесам
В ней есть практический совет.
Мужчинам опытным напомнит
О том, о чём когда-то знали,
Ведь кто-то раньше, кто-то позже,
Но все влюблёнными бывали.
Однажды тёплым летним днём
Средь камышей и скользкой тины
Столкнулась цапля с журавлём.
И чувство родилось меж ними.
Журавль красив и строен был,
Пред цаплей хаживал он гордо,
То в облаках орлом парил,
То камнем падал прямо в воду.

Журавль тот белой масти был
И очень чтил свою породу,
Он о любви ей говорил,
А сам, меж тем, гляделся в воду.
Проходит день и снова в тину.
Летит журавль к своей любимой.
И снова шею выгибает,
Крылами белыми махает,
И говорит ей: «Боже мой!
Как можно быть такой слепой?!»
И цапля бедная влюбилась
И уж совсем было решилась
Себя отдать за журавля:
«Такой красавец! Что же я!?»
И окончательно влюбясь,
Открывши клюв, взглянув на ногу,
Она почувствовала вдруг
Себя какою-то убогой.
«Куда я лезу – серой масти,
С ногами вечные напасти,
Да, впрочем, что там говорить –
За что ему меня любить?!»

Вдруг рядом кто-то квакнул смачно
И, прыгнув, перед ней предстал
Совсем зелёный и невзрачный
Лягушкин сын – такой нахал.
Сперва его хотела скушать,
Потом решила всё ж послушать,
Что это странное созданье
Всё порывалось ей сказать.
Легонько клювом подцепила,
На кочку плавно опустила,
И стала слушать и внимать.

«Краса моя, душа-девица!
Ты, цапля, для меня – жар-птица,
Себе не знаешь ты цены,
Люблю тебя я с той весны!»
И столько ей ещё сказал
Про дивный клюв, про стройный стан,
Про ноги редкой красоты (предмет её
особой боли),
И про достоинства души,
Что цапля вдруг преобразилась,
Любви к лягушке не тая,
И по её щеке скатилась
Скупая девичья слеза…

С тем и увёл её зелёный.
Вот так бывает, господа,
Совсем невзрачного мужчину
Мы выбираем иногда.

Мораль сей басни – небывальщины
Вы, без сомненья, углядите:
Мужчины! Вы не себя дарите женщине,
А женщину самой себе дарите!

*****
ЛЮДМИЛА ЯМПОЛЬСКАЯ

***
Вернуться, вернуться в те земли,
А там уже нет никого,
Кто б помнил деревья и время,
И юность лица твоего.

Вернуться – и тихо заплакать,
И слёз, не стирая с лица,
Увидеть сквозь радугу капель,
Как близко уже до конца.
***
Не возвращайтесь в те места,
Где были счастливы когда-то,
Где монастырь родни закату
И гладь озёр ещё чиста.

Как будто старый стеклодув
Для внуков выдумал игрушку.
На холм её, как на подушку,
Он с губ своих легонько сдул.

И та игрушка сквозь века
Озёрам сумрачным светила,
Горел костёр, в ночи легка
Сквозь поле радость доходила.

Назавтра будет пустота,
Сквозь белый сумрак свет крылатый.
Не возвращайтесь в те места,
Где были счастливы когда-то.
***
Боже, прости свой измученный люд
И ниспошли нам надежду и веру.
Были кумиры и были примеры,
Но пред тобою поникли мы тут.

Боже, не дай нам вконец озвереть!
Буду молить перед небом открытым.
Боже, не дай нам душой умереть,
Грязным и пьяным, глухим и побитым.

Боже, прости свой измученный люд,
Враг Твой упился победой кровавой,
Всё ж не ему воспевали мы славу,
Боже, спаси свой измученный люд!

*****
ЛЕОНИД ГРИГОРЯН

Допеты все песни. И точка.
И хватит, и хватит о том.
Булат Окуджава
***
И впрямь мои песни допеты.
Беззвучен удушливый криз.
Бессильны мои мусагеты,
Подсказчики и логопеды,
Советчики, суперпоэты –

Арсений, Давид и Борис.
Суровая поздняя осень
Разъяла спасительный сплав.
Загадочно обезголосев,
Немотствуют Анна и Осип,
Марина, Георгий, Иосиф,
Владимир, Булат, Владислав.

Стою, как в пустыне затерян,
Растерян и легче пера…
Я долго служил подмастерьем,
Да вот отреклись мастера.
Лепечет остатняя строчка
О чём-то пустячном, пустом.
Допеты все песни. И точка.
И хватит, и хватит о том.

***
Ревновать – точно срок отбывать,
За часами следить оголтело…
Что за дикая блажь – ревновать!
После Пушкина! После Отелло!

Быть на страже, едва приврала,
Подловить на любых пережимах.
Опоздала! Совсем не пришла!
Промелькнула во встречных машинах!

Беспричинно тиха и грустна –
Наготове контрольный вопросец.
Весела почему-то она –
Дело ясное, ты - рогоносец.

За окошком ликует апрель,
А она на глазах хорошеет,
Да ещё эти бусы на шее!
Дело ясное, ты – Сганарель.

Нет, счастливым тебе не бывать.
Вот нахмурилась, вбок поглядела.
Обманула, понятное дело:
С кем-то встретилась, дальше – кровать.

Что-то на ухо шепчут врали,
Любострастно, похабно, греховно.
Дездемона моя, Натали…
Ты – невинна. А может, виновна.

Hosted by uCoz